Колыбельная

 

Тихая-тихая музыка – откуда-то из подсознания… Эру, Эру, так вот и сходят с ума, наверное… ах, как хорошо бы… или нет – в смерть… еще лучше – в смерть… «Баю-баюшки, моя ладушка, моя зоренька в тесной горенке… Баю-баиньки, моя Ладинька, ясный солнышек, хрупкий колышек… Была веточкой, была весточкой, была нежною – хранил бережно… Стала – брошеной, травой скошеной, ломкой льдинкою да соринкою… Баю-баюшки, моя ладушка, спи, усталая, зорька алая. Баю-баиньки, моя Ладинька, в вечном сне твоем мы с тобой вдвоем…»

 

Больно, любимый мой… господи, как же больно…

 

Тссс… бродит, бродит по залам дворца тишина, и мраморный пол отражает отзвук ее шагов… тсс… Когда-то – чуть склоненная голова… когда-то – смех, ее смех… когда-то – улыбка на таких любимых губах и шелест, едва уловимый шелест ее платья… тс! Вскинутый взгляд… но нет, не она… – тишина бродит по гулким залам…

"И светлые воды прибрежных морей тебе принесут белой пеной дыхание той, что среди странных дней любила, смеялась и пела..."

Голос? Ее голос? Боже мой, неужели, неужели – правда? Хрупкая моя, Ладинька моя… моя, моя! Моя…

Словно с размаху – о зеркальную стену…

Показалось… снова лишь показалось…

В кресло – поглубже… бокал дымчатого стекла, темная жидкость с золотыми искорками, схваченная его паутинкой… пресыщенный усталый жест… Но – крошечная блесточка пыли кружится в отсветах догорающего камина… и во мраке этого взгляда снова мелькает боль. Полувздох-полустон-полукашель… ладонь тянется к этой пылинке – подхватить, удержать, прикоснуться!

Да полно…

Пальцы то ли ерошат, то ли приглаживают пепел волос…

В никуда…

Тсс…

«лишь надпись – и сие пройдет…»*

Да пройдет ли, в конце концов?!

 

Зори белые да дали туманные… шелест листьев моих на морском ветру, тишина безудержная… Где ты, любимый мой? Кто с тобою сейчас? Целовать твои губы дождиком, ветра порывом руки касаться… Как ты сейчас, ненаглядный мой?

Прислонюсь щекой к твоему плечу

И забуду все, и прощу, что было…

А потом вдвоем мы зажжем свечу –

И сгорит на ней все, что я забыла…

 

Выйти… выйти… вон – из этой проклятой духоты! Вон, вон! Хотя бы глоток… воздуха, отравленного запахом осенних листьев…

Кленовая ладошка лежит на руке… прожилочки – словно буквы…

«Что такое годы, любимый? Что такое годы, когда для нас с тобой нет – времени?»

Полухрип-полустон. Скомканный листок отлетает в сторону. Не-на-вии-жуу! Удар кулаком по стволу. Люб-лю…

 

Как ты мог… господи, как же ты мог подумать обо мне такое? Как же, любимый мой… за что?.. ненаглядный мой… как же это? господи…

 

Каждое прикосновение – новою раной… каждое утро – новой тяжестью на усталые плечи… каждый вдох – через силу… через «не хочу»… не хочу быть.

Ах, какая боль, Ладо…

 

Свечи чадят… да что сегодня такое с ними? Что опять не так? Как мне все надоело. И эти вечные «не так» в том числе. Фу, чушь какая. Да? А что – не чушь?

Свечи чадят. Огонь в камине и то странный сегодня.

Занесенная над свечой рука, пламя не обжигает кожу…

«Не-наг-ляд-ный мо-й…»

Нервное резкое движение – и свеча едва не летит на пол.

«Мой»…

 

Лебедушкою по озерной глади… ломким шорохом тростника… камышинкою…

Безнадежной мечтою… перебитым крылом… любовью распятою…

Плачь, небо, плачь – не вернуть любимого!

Скрипом снега морозного… хрустом веточек под ногами… курка щелканьем…

Взглядом зеленым… губами… рукою – на сердце…

Пой, горе, пой – не встретить его!

Кровью алой на лезвии… листочком скомканным… минувшей осенью…

Криком небо распахнуто…

К нему! Да дороги в петлю захлестнуты…

 

Склониться к чьей-то руке.

–Да… конечно… быть может… приношу извинения…

Запах духов и привычно-обожающие взгляды. И чье-то дыхание… все как всегда.

А в памяти: «Мой…» – и бесстрашные глаза, шальные от счастья. И губы, скользящие по нежной коже лица… и тот поцелуй…

 

Руки стонали, истосковавшись по твоим объятьям… кожа стонала, измучавшись без твоих прикосновений… глаза молили в немом беспросветном отчаяньи: «вернись… только вернись…», и болело, болело надорванное твоими словами сердце…

 

И сорвется на тишину мой крик: «Ненаглядный мой, Ладо, любовь моя!» И зайдется в бесслезном рыдании сердце: «Мой, только мой… Никому не отдам – руками обовью, взглядом опутаю…» Полетят по бумаге буквы – словами любви.

Но ты их уже никогда не услышишь…

 

Боль… снова.

Снова – боль, потеря, предательство. Кривая усмешка.

Я знал, что так будет. Я никогда не ошибаюсь.

«Я люб-лю те-бя…»

Да что мне твоя любовь?! Если бы любила – была бы рядом!

«Я не могу…»

Никто не может! Не-на-виижуу…

Боль. Особенная какая-то, острая слишком.

Что, черт побери…

«Прос-ти…»

Ее профиль – струйками дождя на стекле. Сжавшиеся в кулаки руки.

«Прости…»

Стекло разлетается брызгами, алые капли… перекошенное собственное лицо в ближайшем зеркале… Вдребезги. Еще одно… сквозь твои глаза смотрит на тебя ее взгляд… тянутся руки – к той, что в Зазеркалье, и она подает ладонь, прикасается к твоей щеке…

«Прости…»

Тает. Снова – лишь ты.

Лбом – к холодному мертвому стеклу. НЕТ!!!

На полу, на осколках… нет…не-т…

 

«Только живи!» Только живи… Пусть даже так, пусть я никогда тебя не увижу, пусть… ты только живи, слышишь! Живи только…

Эру, как же сердце болит… колет тупыми иглами, ноет, останавливается на какие-то короткие миги, резко сжавшись – словно судорога…

…как же болит сердце…

Прости меня, родной мой… прости…

 

________

Помни меня – среди трав, что душистыми лягут под ноги коврами.

Помни меня – чьи-то нежные губы целуя опять,

Помни меня – от всего остается лишь память.

Помни меня – мне себя у тебя не отнять…

 

Помни меня – в тихом снеге, что будет кружиться,

В плеске воды, в белой чайке над серой Невой,

Помни меня… Даже если даже если захочешь забыться –

Помни меня! Я всегда, мой любимый, с тобой…