Сны о городе-призраке…
Приезд.
Россыпь огней сквозь запорошенные снегом ветки – и шальная безоглядная радость: «Здравствуй, город!» Я долго ждала этой встречи, город. Здравствуй, столица страны, которой давно нет. Здравствуй, память о чем-то, что я не могу вспомнить. Здравствуй… Я скоро шагну на твою землю – после бессонной ночи, поездов, вокзалов… После обещаний и ожидания… Здравствуй, Петербург…
Счастливая улыбка – и настороженно-удивленные взгляды людей. Боже, люди, это только радость, ну улыбнитесь же в ответ, в мире и так немало хмурого, ваш путь окончен, пусть ненадолго, поезд скоро остановится у перрона, улыбнитесь же, люди! Но нет – все те же взгляды, только теперь уже свысока, мол, ну-ну… радуйся… Отвернуться к окну – пусть думают что хотят, в конце-то концов! Здравствуй, город…
Скрип колес о рельсы, резкая остановка. Вот и все… Чуть дрожащими руками застегнуть пальто и подхватить сумки, в веренице людей – одной из последних – выйти из в черноту прохлады, задохнуться от этого воздуха. Здравствуй, город… Чуть растерянно взглянуть в глаза встречающих – рады ли? И едва не поскользнуться на гололеде – а я ведь не хотела слякоть… Спасибо, город… Поздороваться со всеми. Ну, что ж… Пора… А дальше – будь что будет. Все, что могла, я сделала… Ведь я здесь…
Осторожно и одновременно быстро шагать по скользким гребешкам льда на асфальте, смеяться от счастья и не думать ни о чем больше – ведь я здесь…
Потом – по ночному Петербургу, по набережной, по улицам – вспоминая, узнавая заново… Петербург… Единственный большой город, к которому нет неприязни… Даже удивительно… Детские воспоминания, что ли, сказываются? Но ведь вот Москву не люблю, Минск почти не помню, к Евпатории равнодушна… Севастополь? Архангельск? Да мало ли еще городов на моем пути было?.. Пустяки… Что толку голову ломать, когда все равно нет ответа?
А город за стеклом автомашины переливается разноцветными огнями фонарей и подсветок… Как красиво, боже, как красиво… Потом – туда, где на эту неделю будет мой дом. Окраина, берег Финского залива. Чуть небрежный взмах руки той, которой давно обещала приехать: «Видишь – вон там заканчивается город». Напряженный взгляд туда, где вереница огней обрывается. «Да»…
День первый.
Первый день на твоей земле, город… Вольной птицей бродить по твоим улицам, куда глаза глядят – в одиночку… Искать адреса магазинов книжных, каждым шагом благодаря твои мостовые, каждым вдохом впитывая твою атмосферу, каждой мыслью – запоминать… Помнить… Метро «Василеостровская», Большой проспект, линии… Как повернула в поисках Среднего не туда, вышла к набережной, почти к филфаку СпбГУ (вот знать бы, что он это…), постояла у Невы – спешить некуда… Как обратно шла, изредка спрашивая дорогу, – ноги словно сами вели… Как спускалась в полуподвальчики за книгами, как всматривалась в лица и здания… Ведь Васильевский… Не искала что-то определенное, не торопилась… Просто шла… Прикасаясь порой к старым зданиям, к заборов чугунным прутьям… Надышусь ли тобой, успею ли…
А потом – на маршрутке, спросив о дороге – к филфаку, за книгами… Выйти из духоты «Газели» переполненной, оглянуться – и засмеяться самой себе: ведь была же здесь… А потом все стоять у здания коллегий 12-ти, будто держит что… Заметаться по улице, все пытаясь понять, куда идти, пару раз пройти мимо садика, где деревья в снегу стоят… Кто же знал, что вот он-то – Румянцевский? И пойти к стрелке острова… У колонн постоять у Ростральных – и просто брести по набережной…
А обратно идти – к мосту Дворцовому – уже в поисках Спаса-на-Крови…
…Город туманом кутается… Адмиралтейства шпиль не виден почти, куполов да Спаса луковиц и вовсе не разглядеть… Все туманною дымкой подернуто…
Перейти Неву, помолчав над серой водой, от ветра съежиться. А ведь я и забыла почти ветра побережные… Запнуться за разложенные на земле у Эрмитажа кабели, поскользнуться на льду рядом с ямой порядочной… Снова дорогу спросить, и долго-долго брести подворотнями, арками... И застыть около храма, словно чужого здесь, в этом городе – непохож на него яркостью своей да стен росписью. А ведь словно парит над асфальтом он… И – молчать даже мыслями, тут какие слова, ведь не выразить… Внутрь войти, отворив дверь тяжелую, на пол храма ступить, что задумывался как памятник царю убитому борцами за «свободу народную», да что та борьба дала, кроме плодов горьких отравленных? Ну да полно о том… Трепетно меж колонн идти, в мозаики вглядываясь, о богатстве храма былом слушать – и кулаки сжать до боли, услышав, какие крохи сохранились после годов власти советской. Вздрогнуть от торопливого шага какой-то туристки, чуть не сбившей с ног, посторониться, голову запрокинуть, глядя на мозаику купола – и словно подняться к ней, оступившись вверх… Тайком прикоснуться к смальте разноцветной, иконам сохранившимся поклониться мысленно, хотя – ведь не верю в бога-то…
…Сколько людей здесь ходит толпами, дети вон бегают по дорожкам ковровым, что защищают тонкий мрамор пола, а я – одна словно… и тихо так… Словно никого больше нет, только храм – и я… и времени нет… И не увидеть, нет, – будто почувствовать запах дурманящий ладана и язычки свечей в вечном безмолвии и сумраке… И – потеряться в них… А потом в реальность вынырнуть (ведь опять за меня запнулся кто-то!) и присесть на скамейку у выхода – не держат ноги-то, и голова слегка кружится. Ох, видел бы кто глаза мои в момент тот…
Словно пьяной, из храма выйти, наклониться на перила канала Грибоедовского и все так же молчать даже мыслями… Потом на Невский выбраться (и не помню, как шла, опять ноги вели), снова за книгами, потом из жары магазина выйти и скривиться от убожества разноцветно-яркого, что висит на елке у собора Казанского в качестве украшения: полукруглая колоннада, купол величественный – и вот ЭТО у входа центрального… издевательство… Под своды храма шагнуть (этот – действующий), и понять вдруг – все не так… Суеты-то здесь поболее, чем в Спасе-на-Крови… От просьб людских воздух вязок, тоской напоён – не покоем и благостью, пару свечей поставить за тех из семьи, кто верует – и уйти, не оглядываясь. Устал ты, храм, от бед человеческих, тяжело тебе – и в тебе тяжело…
А потом – снова в метро, добираться до Владимирской – одногруппницу ждать, времени чуть поменьше часа осталося, и уже не пойти никуда, не зная-то города в ночи бродить – дело неблагодарное…
Да откуда взялась тоска черная? Навалилася тучей душною: бог мой, что в этом городе делаю? Среди тысяч людей… Для чего я здесь? И – письмо писать, не скрывая слёз, что поделаешь – сами катятся, молча падают, буквы прыгают на линейках строк…
А потом дождаться всё же, и оттаять в разговоре с нею, в себя прийти… Всё хорошо будет, слышишь, гони прочь опасения…
День четвертый.
Душная небольшая аудитория… Желтоватый свет слишком ярких ламп… Голоса, голоса, споры – время-то… Тихий снег за окном – хлопьями… Этот снег стал моим голосом, ведь на мой зов-то небо откликнулось… Тихий снег за окном падает…
День пятый.
Белыми градинами усталость раскрошится о безликость дней… Осядет на землю ледяной пылью, чтобы растаять – и стать журчащим потоком воды, напитать собою тоненькие лепестки первых цветов, светлые стебельки первой травы, превратиться в алые капли костяники… Когда-нибудь… А пока лучи невысокого солнца освещают набережную Фонтанки, и, кажется, – чуть прикрыть глаза, стереть хотя бы в своем сознании нелепые неоновые рекламы, чересчур яркие козырьки кафе и магазинов, гул машин за спиной – и по мостовой зацокают копыта лошадей, воздух запахнет морозом, а не сизой гарью, и звонкий голос колокольчика вернет городу его прошлую жизнь и его истинный облик… Боже, какая глупость – нити проводов, опутывающие резные фасады, кричащие щиты… Нескончаемый поток машин по мосту, на котором застыли вздыбленные кони… А солнце поднимается, и тени отползают к реке, бледнея… Постоять на мосту, глядя в сторону Публичной библиотеки – туда, где так легко возникнуть иллюзии позапрошлого века, забыв о морозном ветре, что пронизывает тоненькое пальто и немного обжигает лицо, пройтись по булыжной мостовой под стук колес проезжающих экипажей и окриков кучеров… – и вдруг неохотно очнуться от визга тормозов за спиной…
День шестой.
Мне уезжать сегодня… Последний день… Как быстро пролетела неделя… Боже, как быстро… Шесть дней волшебного сна… А и был ли он? Или – вот сейчас – проснусь дома, недоуменно оглянувшись вокруг, и пойму: сон… Но – нет, был… И приезд мой, и встречи… все – было… А сегодня – ехать… Дорога… снова… Какое яркое солнце…
–Оля? На работу? Сегодня?
–Да… Пойдем, до Финского прогуляемся?
–Пойдем…
Выйти из тепла на морозный порывистый ветер, съежиться, вскинуть голову к бледно-голубому небу… Снежные колеи под ногами в половину роста человеческого – как дома… Песок мерзлый, едва прикрытый снегом и льдом – как дома… Ветер, заставляющий пригибаться – как дома…
–Знаешь, я даже Варандей вспомнила…
–Я тоже… Особенно если не поднимать взгляда – иллюзия практически полная…
Тонкие прутики недавно посаженных деревьев: здесь будет парк 300-летия… Многие государства эти вот прутики дарили… Гладкая поверхность залива замерзшего: у нас-то такого льда никогда и не было… И – черные пятнышки рыбаков на этом льду. И как не боятся? Лед-то, поди, совсем еще тоненький… Сколько стояли мы там? Не помню уже… Но – обратно – спеша, ей идти пора…
–А я ведь не помню ничего почти с Варандея-то…
–А я – помню… Многое… Может, чересчур даже…
–Чужая я здесь… И привыкла вроде уже, и прошлое не помнится, а – чужая… Большой город по своим законам живет…
–Все мы чужие на Большой Земле…
Тишина… у окошка стоять, на дома соседние и на город глядя… Прощаться… Кто ведь знает, когда еще выберусь… Прощаться… Спасибо, город… Спасибо тебе… Две чайки – рядом, от меня наискось, перечеркнули солнечный круг и небо выцветшее…
–Чайки, Оля, чайки, смотри!
–Брось… они надоели уже…
–Чайки…
Опереться на подоконник и не услышать шагов сзади…
–Места себе не находишь?
–Да…
–Приезжай еще?
–Если смогу… обязательно…
Вот и все… Половина десятого… Мне – уезжать… Напоследок прощаться с городом… До свидания… Звезды на небе хлебными крошками… Московский вокзал. Перрон. Перестук колес поезда. Вот и все… До свидания…