В тот день была весна… По нынешним нашим меркам, это было где-то в середине мая. Уже который день стояла теплая, но не жаркая погода, и воздух был напоен запахом молодых листочков и цветущих садов…
Вот только золото мэллорнов осыпалось осенью – впервые с тех незапамятных времен, когда эльфы пробудились на берегу Куйвэнэн. Та осень вообще была странной и жуткой: беззвучно падали наземь почерневшие листья, и воздух становился горьким, и по воде плыли алые блики… Ветер бился за стенами домов и жилищ, и падали порой с глухим стоном вековые деревья, и бесконечные дожди словно стирали и без того неяркие осенние краски. Плачь по прошлому, Средиземье! Никогда не быть тебе прежним…
Для эльфов не было времени, но для всего вокруг оно шло – и таяли в его глубинах годы, и старше становился мир. Многое забывалось его обитателями, и эльфам порой было горько смотреть на забвенье… Вот и сейчас им оставалось лишь наблюдать, как люди все чаще удивленно качали головой, услышав Были о Войне за Кольцо, – мол, кто же верит в сказки, да еще волшебные? И только дети продолжали плакать по погибшим героям и биться со злом вместе с победителями. Да и то сказать – как же было не забыть о прошедшем, когда даже орки с падением Саурона почти все куда-то подевались? А оставшиеся старались к людям не приближаться… Ни хоббитов, ни гномов, ни – уж подавно! – онтов люди давно не встречали. Эльфы предпочитали не показываться людям на глаза, и о них тоже постепенно забыли. Остались лишь обрывки Сказаний, и облик эльдалиэ в них исказился до неузнаваемости – они стали… духами и жителями цветов! И все, как один, с крылышками, волшебными палочками и звоном колокольчиков при появлении. Забавной порой бывает человеческая фантазия, когда воображение дорисовывает картину, сохранившуюся в памяти лишь частично… И эльфы, не ушедшие в Валинор, молчаливо наблюдали, как люди начинали считать себя Единственными. Да и кто мог их в этом разубедить?
Тинэтэль стояла на обрыве над излучиной реки, молчаливо глядя вдаль. Ветер растрепал ее волосы, заплетенные в толстую косу (надобно сказать, что многие эльфы той поры жили поблизости от людей, а то и вместе с ними, ибо все меньше оставалось нетронутых уголков, и так было безопасней. Забыв прошлое, люди считали их принадлежащими к своей расе, но все же чувствовали что-то Не-Такое-Как-Мы, и эльфы были Изгнанниками Человеческой Стаи…) Она не была ослепительно красива, как все эльфы когда-то. Ее легко было принять за человека, настолько похож стал за долгие годы на них ее облик. И только глаза порой выдавали Тинэтэль – они легко меняли цвет в зависимости от настроения и даже погоды. Людям, знакомым с нею, казалось, что в них живут грусть и мудрость многих веков, оставленных позади. Хотя почему «казалось»? Так и было. И с каждым ушедшим по человеческому календарю годом грусть в ее глазах становилась все более заметной. Но иногда она отступала, и тогда теплый свет лучился в ее глазах… Такой ясный и чистый свет, словно внутри нее жило само солнышко – не солнце (оно умеет быть жестоким, оно умеет ранить), а именно солнышко, ласковое и мягкое, словно любимый плюшевый мишка из далекого детства. И тем, кому посчастливилось увидеть этот свет, отчего-то становилось легче шагать по неровным дорогам нашего мира – словно проблемы и беды съеживались до размера малой песчинки (всего лишь одной песчинки из тысяч их в бескрайней пустыне жизни), и все становилось так понятно и просто… И люди часто, слишком часто, заглянув в глубину ее глаз, осторожно, словно боясь обжечься, тянули к ней руки, словно в немой просьбе о чем-то. Она притягивала к себе мысли и взгляды, но мало кто отваживался приблизиться к ней – как облако, окутывали ее загадочная строгость, печаль и непонятная тишина. Казалось, она – видение, которым можно лишь любоваться, но попробуй прикоснуться – и все растает, и уже никогда тебе не увидеть этих мягких грустных глаз…
Тинэтэль шла по Земле так удивительно – казалось, она умеет летать, и грязь осенней распутицы (а распутица бывает не только в природе, но и в жизни) не пристает к ее легким башмачкам, и человеческая низость и безверье обходят ее стороной, и Большие Беды не касаются ее своим дыханием, и ничто не может разрушить ее Зачарованный Мир.
Ее любили цветы и травы, и луговые колокольчики тихонько позванивали, приветствуя ее, если она шла мимо. Тинэтэль часто бывала в лесах и на берегу небольшой речки, рядом с которой жила – разговаривала с деревьями и лечила их раны, слушала вести, которые приносил ветер, рассказывала о чем-то птицам и мелким зверькам. Зимой к ее дому на окраине забредали лисы и лоси, и юркие воробьи и синицы спасались от бескормицы в ее саду. А летом прилетала маленькая малиновка, и, вопреки всем законам природы, до самого отлета певчих птиц звенел в саду ее голосок.
И все же Тинэтэль была одинока. Под пушистым снежным покрывалом спряталось прошлое, а будущее казалось неясным. Может, все останется так, как есть – до скончанья веков, до Последней Битвы. Вот только скоро придется уйти отсюда – ни один человек не живет так долго, да еще не теряя молодости. Свинцовой тяжестью ложилось на ее плечи неизбежность прощания и нового пути в никуда, но давно не приставали лодки Кирдана к западным берегам, и много веков назад она видела в последний раз эльфа… И все, что ей оставалось – безнадежность эстель и равнодушие человеческого неба…
|