Вопрос – ответ

 

 

Осень… уходящие на юг стаи…

Какая там весна?..

Первый дождь.

Как встает солнце?

От северян я слышал, что из вертолета…

Полярная ночь.

Расскажи о туманах?..

А северное сияние видеть доводилось?..

А с каким-нибудь зверьем…

Белые ночи…

Морошка и прочие варандейские съедобности.

А тебе доводилось ходить по замерзшему морю?..

 

Осень… уходящие на юг стаи…

Это, наверное, диалект – у нас говорили «гуси (и др. перелетные птицы) уходят», а не «улетают». И того же разряда штормa вместо штoрмы, ветрa вместо вeтры, «булка хлеба» вместо «буханки», «борт» вместо «рейс» и «ряд» вместо «улица»…

Представьте – буро-рыжая равнина, изрезанная неимоверным количеством речушек и крохотных озер, с одной стороны, и коричнево-зеленое от штормов море – с другой. Первые заморозки сковывают песок в подобие асфальта, и на нем солью выступают белые кристаллики инея… Снега еще нет, а дождей уже не будет. Прохладный воздух, пьянящий своей свежестью и неимоверно прозрачный – видно так хорошо, что на горизонте отчетливо проступают вышки дальних буровых. Небо выцветает и становится светлым и очень низким – кажется, до него можно дотянуться рукой, а нечастые облачка лежат прямо на крышах домов. Очень тихо – только ветер бьется о стены домов и перегоняет оттаявшие песчинки… И среди этой тишины вдруг раздается жалобный крик-стон – гуси, утки, лебеди сбиваются в стаи и уходят на юг. Они летят низко, на высоте всего метров 10-ти, и непрерывно кричат. Кричат так, словно прощаются навсегда, словно им уже не увидеть этих кочек и подернутых тонким ледком лужиц-озер. Их много, очень много, небо усеяно черными, белыми, коричневыми точками. Этот крик рвет и ранит душу, и люди застывают на ходу, забыв о повседневных делах и суете… Это значит – скоро зима. Гуси снимаются перед самым наступлением холодов. Это значит, что скоро вокруг останется только белое, серое, черное и голубое. И так будет долго – только в мае, а то и в июне, распустятся пушистые сережки на вербочках и зазеленеет первая трава…

 

Какая там весна?..

Весна… Она – одно из самых больших событий. Ее приходится ждать очень долго – снег ложится в октябре, и в конце ноября наступает полярная ночь. Зима… Царство бесконечного снега и холода. Самые страшные метели – в феврале, а морозы – в конце марта. Снег начинает таять только в мае. И обычно это бывает так…

Снег. Бескрайнее белое пространство, ярко-голубое или серо-пасмурное небо, коричнево-серые стены домов. Усталость от этого снега, от верхней одежды, от холода. Взгляду не на чем отдохнуть, и даже зелень комнатных цветов уже не радует глаз. И только одна мысль: «Ну когда же наконец – тепло? Когда можно будет ходить по песку, а не по гололеду и сугробам? Пожалуйста, пусть это будет скоро!»… Возникает ощущение, что можешь не дожить до весны, что она никогда не наступит, хотя разум понимает, что такого не может быть. Но однажды утром ты выходишь из дома, и ветер бросает тебе в лицо Запах*… Это так странно – запах! Не мороза, не свежего снега, не коптящей по соседству котельной, не разлитой нефти – запах оттаявшей земли и первой зеленой травки… Вокруг еще лежит снег, сугробы и не думали таять, а море – вскрываться, и еще будут, обязательно будут и метели, и холода, но сегодня… Сегодня ветер принес с юго-запада весточку весны, и воздух стал плотным и упругим. Я больше нигде не встречала такого воздуха – его можно раздвинуть руками, а когда идешь навстречу ветру, кажется, что кто-то прикасается к лицу ласковыми большими ладонями… Значит, скоро прилетят чайки и первые разведчики-гуси. Пуночки уже ушли дальше на север, на острова. И все твое существо охватывает сумасшедшая радость – мы снова дожили до весны! Идешь по улице, улыбаясь собственным мыслям и пытаясь напиться этим странным воздухом – ведь завтра, а может, уже через час, зима вспомнит, что ее время прошло не совсем…

А потом снег начинает таять очень быстро, и весь поселок превращается в одну огромную лужу – везде ручьи, везде скользко, и пройти можно только по теплотрассе (для труб отопления на сваях сколачиваются деревянные коробки, которые по совместительству служат тротуарами). Самое радостное время для ребятишек – все лужи и ручьи в твоем распоряжении. Ребятня словно вытаивает – домой приходят только для того, чтобы поесть, сделать уроки и лечь спать. Все остальное время – на улице. Часов до 10-ти, как правило. Благо, к тому времени наступают белые ночи.

Трава начинает пробиваться сразу, как только сойдет снег. Зеленые стрелки на коричневато-серых лоскутках песка среди сплошного полотнища снега… Но это в поселке. Тундра зазеленеет позже. Пока там на вытаявших прогалинах распускаются крупные пушистые разноцветные сережки карликовой вербы – они бывают голубые, желтые, розовые, красные… Здесь я такого не видела ни разу. Такая радость – найти первую вербочку! А чуть позже, когда они уже расцветут все, обязательно идешь к озерам, чтобы нарезать их и поставить дома. Сережки, конечно, через пару недель опадут, но веточки дадут листья и корни – и их можно отнести обратно, чтобы посадить.

А потом прилетают птицы – огромное количество птиц, Большая Земля по сравнению с тундрой – пустыня… Кулики, утки, гуси, крачки – кого только нет… И большая часть некрупных пичужек совершенно не боится людей, даже внимания не обращают. Можно полдня провести в полуметре от них, наблюдая, а они лишний раз голову в твою сторону не повернут, разве что пролетят над тобой, едва не касаясь лапками плеча или шапки. Воздух звенит и захлебывается от их голосов… А с другой стороны, с северо-запада, оттаивает море, и ветер уносит расколотые льдины к полюсу, а взамен оттуда ползут туманы. Они наплывают быстро, так быстро, что можно не успеть понять, что происходит – и потому в тундре в это время не стоит отходить от столбов или поселка – в белой густой пелене запросто можно уйти не в ту сторону – и уже не вернуться… Впрочем, такого почти не бывало…

*Феномен Заполярья – зимой там практически нет запахов, воздух «стерилен»…

 

Первый дождь.

Дожди там бывают редко. Неделю-две осенью, да и все, пожалуй. В остальное время дождь – чудесная неожиданность. Впрочем, почему «чудесная»? Дожди там обычно не в радость. Зонтики бессмысленны, потому как сдует ветром куда-нибудь вместе с зонтом или просто переломает последний… И то, и другое не дело. А первый дождь…

Светло-серое низкое небо над человеческими постройками, кажется, до этих облаков можно дотянуться рукой… Серый с грязными пятнами мазута и копоти снег, превратившийся в крохотные ледяные комочки. На такой снег не стоит падать – незащищенные руки будут содраны в кровь. Неровная, изрытая колеями и ямами поверхность дорог (а там дорога – это все пространство между домами, ни деревьев, ни заборов нет), в которых стоит прозрачно-зеленоватая вода, местами покрытая радужной пленкой пролитых то ли солярки, то ли бензина. Необычно мягкий воздух тоже серого цвета, и почти нет ветра… Кажется, такая погода может стоять долго-долго. Но это, конечно, не так. Налетает резкий порыв и приносит крупные хлопья влажного снега. Он моментально залепляет лицо, превращая его в снежную маску, ровным плотным слоем покрывает одежду, которая разом тяжелеет, и все вокруг теряется в белом мире мельтешащих снежинок. Ты стряхиваешь маску с лица и качаешь головой – ну вот, опять придется полдня сушить одежду, и что бы этому порыву налететь попозже минут на 10-15? – и опускаешь лицо пониже, чтобы хоть что-то видеть. Но мокрому снегу все равно, он заползает за шиворот струйками талой воды, меховой воротник неприятно холодит кожу влагой… Ты ежишься и вдруг понимаешь, что вот эти капельки на пушистых варежках, пальто, воротнике – не снег! Это первый дождь после зимы, самый-самый первый дождь! На душе светлеет, но ты продолжаешь бежать, спасаясь от этого долгожданного дождя – потому что иначе промокнешь до нитки…

 

Как встает солнце?

Его не бывает месяца полтора – с середины ноября день превращается тусклые сумерки, а потом солнце исчезает совсем, и только 12-13 января краешек его покажется над горизонтом где-то на юге. Это время – самое тяжелое и глухое. Постоянно хочется спать, а день – это два часа иллюзии света, время, когда почти не видно звезд. Остальные 22 часа принадлежат ночи. Первый солнечный луч – это праздник, это значит, что зима пошла на убыль… Иногда тундра дарит мираж перед настоящим появлением солнца – и тогда на юго-западе медленно выплывет из-за края горизонта огромный багровый шар, который почти не светит, и снег окрашивается в тускло-красный цвет… Но это только обман. Само оно только выглянет из-за горизонта крохотным краешком круглого каравая, и по снежному покрывалу побегут блики света… С каждым днем оно будет подниматься все выше. Где-то к середине февраля появится полноценный день, и тогда солнечный свет станет скорее проблемой, чем радостью. Почему? Он очень ярок. Он совершенно не греет, но запросто может сжечь кожу, если пробыть в тундре или на льду слишком долго. Морозно-солнечные ожоги трудно лечить… Но это скорее исключение, чем правило. Ребятишки часто забегают домой, а в сильные морозы, когда опасность ожогов особенно высока, не выходят из дома дольше, чем минут на 20-25 – добежать до школы или в гости. А взрослые знают о коварстве снега и солнца… Кроме того, сложно выходить на улицу из помещения – свет слепит глаза, на минуту-полторы появляются боль и слепота, все вокруг кажется черным… Потом зрение возвращается, но солнце все равно продолжает слепить. В это время закаты и восходы ничем, наверное, не отличаются от тех, что люди видят на Большой Земле. Только на восходе вся снежная равнина начинает вдруг искриться солнечными зайчиками, а на закате в красно-оранжевые цвета окрасятся торосы. Закаты станут очень красивыми позже – весной, в тот короткий период времени, когда море уже вскрылось, а солнце еще садится, и осенью, когда огромный раскаленный шар, на который уже не больно смотреть, плавно опускается в воду цвета бутылочного стекла или ртути (там море редко бывает голубым или синим) – на воде образуется разноцветная дорожка, если море спокойно, и почти невозможно разобрать, где кончается море – и начинается небо. (Я как-то поспорила с одногруппницей относительно реальности заката, показанного в «Титанике» Кэмерона. Она мне так и не поверила, что ТАКИЕ цвета бывают на самом деле...) А если море штормит, то возникает ощущение, что волны далеко-далеко захлестывают солнечный диск… впрочем, море редко штормит в ясную погоду. Да и осенью обычно бывает пасмурно – ветра, туманы, мелкая противная изморось, называемая «бусом»…

 

От северян я слышал, что из вертолета открывается потрясающая картина в четыре цвета: белизна снега, угольная чернота теней, зелень хвойных деревьев и - кроваво-красное слюдяное солнце... Это действительно так?..

Да. Только у нас не было деревьев, а вот чуть южнее – да. Сложно передать словами красоту тех мест. Это даже не внешнее, скорее внутреннее ощущение важности жизни и внимания к ее мелочам – вот сегодня на улице солнечно, и у меня праздник, что там светло, что солнце, не умеющее прогреть воздух (а в тени снег может лежать годами), так сильно нагревает рубероид на пристройке к дому, что он горячий на ощупь. А уж если воздух весенним стал или пичужку первую увидишь – хватает ощущения радости на несколько дней. А еще весной я обязательно грелась на вытаявшей земле. Воздух холодный, а солнце делает ягельные кочки горячими. На них так хорошо лежать и смотреть на небо… Я как-то попыталась то же самое здесь в начале июня проделать. С земли пришлось буквально вскочить – она слишком холодная… Можно пойти на море и посидеть там на песке или побродить по отливу, высматривая ракушки и красивые камешки (у нас в море выходы уральских хребтов, говорят, много полудрагоценных камней на берегу было, да для того, чтобы собирать, надо быть геологом. Не отшлифованные, они очень невзрачны), слушая чаек и шелест волн… Как-то там все проще, чем здесь. Честнее…

 

Полярная ночь.

Постоянно хочется спать, день длится коротко и представляет собой часа полтора сумеречного света… А потом – звезды, звезды, звезды… (если, конечно, не пасмурно) Они низкие и яркие, словно брызги росы на весенней траве. Их свет может отражаться от снега, и тогда все вокруг окутывает мерцающее сияние, нежное и трепетное, как крылышки мотылька, и если море еще не успело закрыться льдом полностью, а только ледовый припай защищает берег от штормовой воды, то за его (припая) кромкой разливается голубовато-белое зарево – там звездный свет отражается от морской поверхности… А еще в такие ночи светятся облака, если их покрывало не слишком плотное, словно природа стремится возместить недостаток света – но его так мало и он так несмел… И это совсем не свет земных фонарей... Если пасмурным вечером выйти в тундру, то словно оказываешься в ином мире – сине-серые сумерки вокруг тебя, и невозможно разобрать, где кончается небо и начинается земля, и нет сторон света, и только россыпь поселковых огней дает возможность вернуться. Словно пространство вокруг тебя свертывается в тугой кокон, но это не мешает, скорее, наоборот – боюсь, человеку тяжело принимать бесконечность в любом ее выражении. Я всегда любила это состояние – ты как будто перестаешь существовать отдельно от окружающего, потому что глазу эту границу не разобрать, да и не хочется. Очертания размыты и зыбки, и нет ничего определенного, кроме самих звезд. Плотная, густая темнота бывает очень редко, и люди начинают видеть в темноте почти так же хорошо, как при свете. (С этим у меня связано много забавных случаев – когда-то я видела в темноте как кошка, и люди здесь всегда очень удивлялись, как это я по ночам ухитряюсь обходить лужи и прочие препятствия – они же не знали, что я их просто вижу.) Но самой большой радостью, конечно, было появление солнца в числа 12-13 января. Такую шальную радость и сравнить с чем-то трудно. Зиму уже пережили! Хотя самые жуткие морозы еще предстоят в марте, а метели – в феврале. Но это уже не важно. Главное – дожили до солнца…

 

Расскажи о туманах?..

Туманы… На них и внимания особого не обращали, кроме того, что в туман не будет почты (о, это настоящая трагедия! Почты порой не бывало очень подолгу) да не стоит ходить в тундру…

Туман наползает с моря, всегда только с моря, и отчетливо видно границу: там уже туман – а тут еще нет. Словно белые волны накатываются на песок – но не отступают. Все вокруг сначала становится расплывчатым, грани стираются, становятся зыбкими… Потом даже эти грани исчезают, и кажется, что ты в этой белой пелене один, и ничего вокруг нет и никогда не было – все приснилось, все было сном. Только песок под ногами – и пространство тумана. Иногда даже собственная рука, вытянутая вперед, словно тает в клубах матовой белизны… Обычно в тумане очень тяжело дышать, воздух становится вязким и удушливым… Звуки меняются, все становится приглушенным и в то же время гулким, плохо слышно то, что рядом, и отчетливо – то, что вдали. Звук словно перекатывается по этим туманным волнам… Но обычно туман не стоит долго – ветер разрывает его на белесые волокнистые лоскутки и уносит прочь.

А еще частенько там бывают морозные туманы – то есть тот же туман, но зимой, при ясном небе и слабом ветре. Этот не бывает очень густым (или плотным?), но дышать в нем почти невозможно – ощущение такое, что вдыхаешь холодный пар, который тут же оседает в легких капельками воды…

 

А северное сияние видеть доводилось?..

Как без него, без сияния? Только одну зиму помню, чтобы ни разу не было. Странная была зима, чуднaя – море не замерзло, да и тепло было очень…

А сияние… На черном бездонном небе появляются сначала тусклые сполохи белых с зеленоватым отливом пятен. Они разгораются, становятся ярче и отчетливей, но цвет сохраняют. Чуть позже они соединятся в длинные ленты, что опояшут темноту светом. Ленты могут так и остаться зеленоватыми – а могут заиграть всеми возможными цветами, но, в отличие от радуги, цвета эти не продолжаются вдоль ленты, а как бы сменяют друг друга, хотя бело-зеленый и розовый видны на протяжении всей длины. Ленты не стоят на месте, они меняют свою толщину и местоположение, иногда ненадолго застывая, причудливо переплетаются – и тогда на небесном холсте можно разглядеть самые разные рисунки и образы. Снег начинает отсвечивать бликами и блестками, и вокруг разливается трепетное едва уловимое мерцание – словно вдруг оказываешься в сказочном мире, так не похожем на обыденность дней…

Сиянию радуются, особенно дети – если резко свистнуть, когда лента прямо над тобой, то уже через секунду края ее заиграют вспышками, станут расплывчатыми, и лента изогнется, как бы уходя от того, кто ее потревожил. Самое красивое в северном сиянии – то, как оно «играет», его изменчивость. Однако яркое цветное сияние бывает редко, и предвещает либо затяжную метель (примерно на неделю-полторы), либо сильные морозы. И всегда – резкий порывистый ветер, штормовое предупреждение. Оно – предвестник погодных «неприятностей», особенно для пилотов и буровиков, даже если лишь чуть-чуть коснется неба краешком «кисти». Его красоте радуются, ради него специально выходят на улицу, но всегда помнят, что завтра погода сменится…

 

А с каким-нибудь зверьем тебе приходилось встречаться, кроме леммингов?..

Как же… Песцов и зайцев только «в живую» не видела…

Меня уводила от собственного гнезда куропатка, волоча крылья, ко мне в окно заглядывала нахальная чайка – я даже испугалась, когда в первый раз увидела ее так близко, на расстоянии всего полуметра. Оказывается, они, чайки, огромные (с кем бы сравнить?), размером с хорошего бройлера, когти длиной чуть больше половины человеческого пальца… Когда летают, на размер просто не обращаешь внимания. Кроме того, чайки очень любят вынимать рыбу из сетей – как сами не запутываются, непонятно. Я видела полярную сову, которая сидела метрах в трех. Все пыталась ее вспугнуть, чтобы посмотреть на полет (подойти близко не давал глубокий снег), но ей до меня не было никакого дела. Только голову пару раз повернула… Я видела, как весной на своей излюбленной кочке дерутся турухтаны. Видела нерпу с огромными чуть влажными грустными глазами и круглоголового морского зайца. (Не могу видеть нерпичий мех на шубах и шапках турецкого производства… Если песцов выращивают на зверофермах, то этих бьют в море – в нашем море!..) Видела моржей, что спокойно сползли рядом с нами с выброшенной на берег льдины и так же спокойно уплыли в море, при этом испытующе и очень внимательно на нас посмотрев. Это был словно подарок перед отъездом навсегда, буквально дня за три. Моржи редко приходят к берегу. Они огромные, очень толстые и неповоротливые на вид. Темно-коричневая морщинистая кожа, складками покрывающая все туловище, жесткие короткие усы, придающие мордочке (м-да, уменьшительно-ласкательная форма к моржам подходит слабо, но назвать «мордой» не поворачивается язык) серьезное, строгое и в то же время снисходительное выражение, чуть желтоватые длинные бивни… Они очень легко двигаются, плавно и даже изящно, что удивительно при их размерах и комплекции. Видела, как на озерки за поселком прилетают лебеди. Просто выходишь однажды в тундру, а на воде будто лежит снег – их так много, что издалека озера похожи на белые сугробы. Потом они уйдут дальше на север, на необитаемые острова, где их никто не сможет потревожить, а пока эти большие легкие птицы ловят колючую мелкую рыбешку и водяных паучков совсем рядом. Видела, как утки плавают со своими выводками в озерах покрупней, и пушистые желто-коричневые комочки качаются на волнах игрушечными корабликами, пытаясь противостоять ветру, и временами прячась от него за спиной (точнее, хвостом) родителей…

 

Белые ночи…

Небо огромным куполом нависает над землей, и кажется, что можно увидеть, как оно закругляется вдалеке… Ночной свет отличается от дневного, хотя солнце не прячется за горизонт и порой даже не приближается к нему – так и бродит целыми сутками по этому куполу. Ночью все становится мягче и нереальней, даже неуклюжие серые постройки домов кажутся воздушней и легче… Но я особенно любила первые летние грозы, когда нет ни дождя, ни грома, а только длинные разветвленные молнии разрезают светло-серые тучи и подчеркивают небесную дугу. В такие моменты хорошо бродить у моря – оно затихает, словно покрываясь пленкой, и стальная вода кажется тяжелой и чуть вязкой… Удивительно, но в белые ночи совсем почти не хочется спать – мне обычно хватало часов 5-6 против моих нормальных 9-10-ти. Здесь мне очень не хватает этого не садящегося солнца, словно за летний день я не успеваю напиться света, хотя открытое солнце и жару переношу плохо…

 

Морошка и прочие варандейские съедобности.

Морошка… самая вкусная ягода на свете… Для меня, конечно.

Она растет на низеньких травинках – два широких кожистых листочка, напоминающих листья манжетки, стебелек и единственная ягодка на нем. Собирать ее лучше красную, так проще – она обрывается вместе с чашелистиком, как дикая клубника, и этот чашелистик нужно убрать, иначе потом он будет напоминать проволоку или жестянку, а что хорошего в том, чтобы жевать металл? Процесс долгий и неинтересный, пальцы затекают и перестают слушаться… Потом ее просто рассыпают в эмалированную или стеклянную посуду и засыпают сахаром. (Варенье из морошки многое теряет, и в первую очередь – неповторимые вкус и запах этой ягоды.) Зимой она стоит в холодной пристройке (что-то типа сеней) и, конечно, замерзает. Берешь чашку, ложку покрепче – и выскакиваешь на холод, быстро отколачиваешь ягоды от большого застывшего кома прямо из ведра, и так же бегом заскакиваешь домой – обратно в тепло. Причем желательно так, чтобы родители не заметили, что ты носилась в пристройку в легонькой домашней одежде (средняя температура воздуха в помещении была 25-28 градусов, и это при том, что два окна из четырех в квартире были с одинарными рамами). Потом ставишь чашку поближе к батарее и ждешь, пока содержимое не согреется. А еще я очень любила белую морошку – она становится такой в конце августа, перезревает на корню и приобретают вкус осени и холода, практически теряя и сладость, и кислинку. Только привкус меда остается… Морошка очень красиво цветет – зеленая поверхность (так и хочется сказать – «шкура») тундры покрывается сначала отдельными белыми крапинками, а потом вся становится белой, как после снегопада. Цветок очень крупный, пять тоненьких лепестков трепещут на ветру крылышками бабочки…

Кроме нее, из съедобных ягод еще есть голубика и брусника. Последняя может храниться годами в своем первозданном виде (то есть без сахара и проч. консервантов) – собираешь, рассыпаешь в банки под капроновые крышки – и вспоминаешь тогда, когда она вдруг понадобится. Там иногда попадается брусника каплевидной формы, вкус, конечно, такой же, а веточки выглядят потрясающе красиво… Да, еще есть полусъедобная ягода – ее не ест никто из диких зверей, поэтому она единственная остается в тундре весной. Ягода довольно безвкусная, растет на веточках, напоминающих еловые лапы – только не колется. Научное название – «вороника», местное – «сиха» или «психа». В небольших количествах – радость для ребятишек по весне. Однако много есть не следует – я однажды по незнанию «напробовалась», и смысл второго местного названия стал как нельзя более ясен. Она вызывает состояние своеобразного опьянения – слабость, размытость и туманность окружающего, повышение температуры, вплоть до галлюцинаций. С тех пор я следовала мудрости птиц и леммингов – дурную ягоду не есть… А из грибов растут подберезовики и сыроежки, но они водянистые и почти безвкусные. Так что если их и собирать, так только ради удовольствия от самого процесса… А, да, еще – щавель и дикий лук…

 

А тебе доводилось ходить по замерзшему морю?.. Как это? Смерзшиеся комки льда, вечная поземка?..

Поземка не постоянна… Она бывает только перед метелью – видимо, как-то по-особому начинает дуть ветер, и тогда снег змеится сначала низко, у самой земли, потом поднимается выше… И вот уже острые колючие снежные иголочки вихрями взлетают в воздух, лезут в рукава пальто, белыми кольцами свиваются вокруг ног… Это низовая метель. Если в такой момент оказаться в тундре, и будет еще светло, то можно увидеть, как снег буквально струится с вершинок крохотных барханчиков – поверхность зимней тундры обычно напоминает озеро, покрытое рябью несильного ветра… А еще метель бывает верховая – это когда в дополнение к поземке снег еще сыплется сверху, и тогда можно не увидеть собственной руки, вытянутой вперед, на лице образуется снежная маска, которую нужно постоянно стряхивать, а идти навстречу ветру – согнувшись почти вдвое, иначе опрокинет навзничь…

Но – море…

Баренцево не замерзает само по себе, его обычно забивает льдом, который течение и ветра приносят с севера. Льдины смерзаются друг с другом, и образуется сплошное поле торосов – острых причудливых выступов ледяных скал высотой от нескольких сантиметров до трех – трех с половиной метров… Потом их заносит снегом, который запутывается в ледяном лабиринте, и они становятся похожи на холмики… Но это около берега, там, где образуется припай (прибрежная полоса льда, когда еще само море открыто. Обычно припай спасает берег от осенних штормов – волны просто не добираются до границы песчаного обрыва…). Дальше в море, где льдинам не так тесно, они образуют почти гладкую поверхность с небольшими выступами и углублениями. К весне по льду могут ходить даже тяжелые груженые машины – где-то в марте-апреле бывает весенняя навигация, когда разгрузка кораблей идет прямо на лед. Это называется «ледовый причал». Первый такой причал на территории европейского севера России был организован именно здесь, еще на заре существования экспедиции…

А однажды весной (календарной, конечно) ветер дул из тундры в сторону моря и отогнал кромку припая от берега. Лед разломился причудливой трещиной глубиной от полуметра до полутора, и вода в этой трещине замерзла… Было очень холодно и ясно – в разломе образовался абсолютно гладкий и прозрачный «пол» – казалось, стоишь в пустоте над черной бездной… Мы тогда были еще совсем детьми – и носились по этому льду друг за другом, стараясь не упасть – «стекло» оказалось безумно скользким…

А еще каждой весной у юных любителей приключений была возможность опасно пощекотать нервы – ледяное поле разламывалось на отдельные куски, и по ним… прыгали. (Я, правда, в такие игры не играла.) Одну мою одноклассницу чуть не унесло в море – рядом не оказалось льдин, по которым можно добраться до берега, а ветер сменился… Хорошо еще, что ее вовремя заметили – сняли со льдины на рыболовной лодке…